«Реакция публики зависит прежде всего от того, как ведут себя сами библиотекари. Если они с беспокойством говорят о своей профессии или начинают рассматривать библиотечное дело в терминах других наук (и прежде всего информатики), окружающие начинают воспринимать библиотекарей как униженных или незначительных людей. Если же вы веселы и не стесняетесь того, что вы являетесь библиотекарем, посетители библиотеки это запомнят и впредь будут относиться к библиотекарям гораздо лучше. Надо говорить правду, чем занимается каждый конкретный библиотекарь, и не прятаться за красивыми терминами»

К. Кунц

Постоянные читатели

понедельник, 15 марта 2010 г.

Библиотекарь: профессия интеллигентных людей

О.И.Даниленко,
профессор кафедры общей психологии факультета психологии Санкт-Петербургского государственного университета
От автора: Получив от редакции журнала предложение опубликовать статью об интеллигентности, я с радостью согласилась. Однако процесс подготовки материала оказался долгим и трудным. Причина этого в том, что сама профессия библиотечного работника предполагает наличие у него интеллигентности как определенной психологической установки. А поскольку интеллигентный же человек не только образован, но и склонен к саморефлексии, сказать ему что-либо принципиально новое о нем самом вряд ли возможно. Не претендуя на открытия, решаюсь поделиться размышлениями о том, что же такое интеллигентность, каковы ее истоки, как изменяется со временем образ интеллигентного человека, какие перспективы открывает и закрывает для личности “ресурс интеллигентности”.


К сожалению, объем журнальной статьи не позволяет привести сколько-нибудь подробную аргументацию тех или иных положений. Также я не имею возможности проанализировать многочисленные публикации, посвященные интеллигентности и интеллигенции и лишь упомяну некоторые из них. Начну же с того, что отмечу отдельные моменты, которые присутствуют в текстах и разговорах на эту тему.

БИБЛИОТЕКАРЬ: ПРОФЕССИЯ ИНТЕЛЛИГЕНТНЫХ ЛЮДЕЙ

Интеллигентность: объект противоречивых суждений и чувств

Поражает полярность оценок интеллигентности. Если для одних интеллигентность – безусловно положительное качество, то для других – это весьма сомнительное достоинство. Увы, для кого-то и сейчас представление об интеллигенте близко к выраженному в стихах Саши Черного: “Повернувшись спиной к обманувшей надежде / И беспомощно свесив усталый язык,/ Не раздевшись, он спит в европейской одежде/ И храпит, как больной паровик”. Причем обвиняют интеллигентных людей в самых разных грехах, подчас взаимоисключающих: от социальной пассивности до более или менее сознательной деятельности по организации большинства драматических коллизий (революции, перестройка), которые пережила наша страна за последние сто лет, от неприспособленности к жизненным трудностям до ловкого приспособленчества, вплоть до предательства, при случае, собственных идеалов.
Плохо согласуются и мнения о том, останутся ли в нашей стране интеллигентные люди или же они погибнут, проиграв в борьбе за существование более приспособленным гражданам. Мы постоянно слышим сетования на то, что престиж интеллигентности в современной России, особенно среди молодежи, упал. Однако факты свидетельствуют: молодые люди позитивно характеризуют образ “интеллигентного человека”. Недавно проведенный среди студентов Санкт-Петербургских вузов опрос показал, что представление учащихся высшей школы об интеллигентном человеке очень близко по составу приписываемых свойств к образу идеального Я, и подавляющее большинство опрошенных хотело бы, чтобы интеллигентными людьми стали их дети.
А вот еще одно неожиданное свидетельство престижности образа интеллигента. В рекламе концерта музыкальной группы из Петербурга с выразительным названием “Чехов” читаем: “Проект “ЧЕХОВ тм” поет про одиночество, любовь, поражения и победы. Это музыка активных, успешных, целеустремленных и циничных. Группа работает в актуальном направлении – intelligent pop. Это - музыка новой интеллигенции!” (Gaude. Питерская молодежная газета. № 25 от 13.10.2004 г. С.4). Хотя перечень качеств, приписываемых здесь “новой интеллигенции” противоречит общепринятому представлению об интеллигентном человеке, и формулировка “intelligent pop” звучит провокационно, сам факт, что группа, выражаясь современным языком, позиционирует себя, хотя и с иронией, как продолжателей определенной традиции, кажется весьма симптоматичным.
Чем же можно объяснить эти противоречия? Попытаюсь сделать это, предложив трактовку интеллигентности как модели поведения, которая имеет некоторое устойчивое ядро ценностных ориентаций и меняющиеся во времени установки, дающие возможность реализовать эти ориентации в соответствии с требованиями реальности. Однако для начала обсудим соотношение понятий “интеллигенция” и “интеллигентность”.

Интеллигенция и интеллигентность
Многие недоразумения возникают из-за того, что в обыденном сознании именно интеллигенция воспринимается как носитель интеллигентности. Однако само слово “интеллигенция” служит для обозначения разных социально-профессиональных групп. Первыми интеллигентами одни ученые считают православных священников и монахов Киевского и Московского царств, другие “птенцов гнезда Петрова”, третьи – представителей дворянства конца ХVIII- начала ХIХ века, четвертые – разночинцев 40-х годов ХIХ века (обзор основных представлений можно найти в содержательной статье И.В.Кондакова “Интеллигенция” // Культурология. ХХ век. Энциклопедия. – Т. I. – СПб., 1997. – С.254-262). Соответственно, интеллигенции приписываются различные политические ориентации, личностные черты, особенности поведения.
Одно из определений интеллигенции принадлежит автору трехтомной “Истории русской интеллигенции” Д.Н.Овсянико-Куликовскому: это “образованная и мыслящая часть общества, созидающая и распространяющая общечеловеческие духовные ценности” (Овсянико-Куликовский Д.Н. Литературно-критические работы в 2-х томах. Т.2. – М., 1989.- С.4). Такое понимание, как мне кажется, позволяет увидеть интеллигенцию не столько как определенную социальную группу, сколько как условное сообщество людей, объединенных общими чертами, а именно: образованностью и служению культуре, причем культура в данном контексте – это воплощение человеческих талантов и умений и условие духовного совершенствования личности.
Не приписывали качество интеллигентности конкретной социальной группе такие авторитетные специалисты как Д.С.Лихачев и Ю.М.Лотман, утверждавшие, что высокоинтеллигентных людей они встречали не только в среде тех, кого традиционно считают интеллигентами, но также среди крестьян и рабочих. Вот слова Д.С.Лихачева: “Образованность нельзя смешивать с интеллигентностью… Школьником я был на Севере у поморов. Они поразили меня своей интеллигентностью, особой народной культурой, культурой народного языка, особой рукописной грамотностью (старообрядцы), этикетом приема гостей, этикетом еды, культурой работы, деликатностью и пр.и пр.” ( Лихачев Д.С. Заметки и наблюдения. Из записных книжек разных лет. – Л., 1989.- с.480 и 486). А Ю.М.Лотман говорил: “…Когда мы видим, что такой-то образованный, увенчанный лауреат, академик подбирает вокруг себя ничтожных карьеристов или же заставляет своих учеников ставить на первом месте его имя, даже если к этой работе он не имел никакого отношения…, то это, конечно, не интеллигентный человек” (Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. // Лотман Ю.М. Воспитание души. – СПб.: “Искусство-СПб, 2003.- С..483).
В таком понимании интеллигентность – не социально-профессиональная характеристика, а скорее нравственно-психологическая.
В дальнейшем, говоря об интеллигентности, я буду иметь в виду в качестве ее носителя не представителя интеллигенции как социальной группы, а интеллигентного человека (интеллигента) как носителя специфических человеческих качеств.
Значит ли это, что интеллигентность никак не связана с профессиональными занятиями человека? Я бы ответила на этот вопрос так. Интеллигентным может быть человек любой профессии и социальной принадлежности, однако есть виды деятельности, которые требуют интеллигентности от тех, кто ими занимается. В числе них, безусловно, одно из первых мест занимает профессия библиотекаря.
Полагаю, что работа библиотекаря по своей сути есть реализация той модели поведения, которую можно обозначить как интеллигентский этос.



Этос как культурная модель поведения
Слово “этос” заимствовано из греческого языка, его дословный перевод – обычай, нрав, характер. В древнегреческой философии этим словом обозначали совокупность стабильных черт индивидуального характера. В античности существовало представление о том, что каждому человеку присущ неизменный нрав – этос - который определяет все его проявления. С понятием “этос” связано название этики. В трудах Аристотеля этика – наука о нормах человеческого поведения.
В настоящее время термин “этос” приобрел иное, более широкое значение. Американские антропологи Г.Бейтсон и М.Мид, изучавшие культуры бесписьменных народов, называли этосом особое восприятие мира, присущее носителям данной культуры и обеспечивающее им поддержку определенной системы верований.
Примером использования понятия этоса в социологии может служить классическая работа М.Вебера “Протестантская этика и дух капитализма”, в котором он противопоставляет капиталистическому этосу, основанному на протестантской религии, традиционалистский этос, который поддерживался католической церковью.
В трактовке польской исследовательницы М.Оссовской, “этос – это стиль жизни какой-то общественной группы, общая … ориентация какой-либо культуры, принятая в ней иерархия ценностей, которая либо выражена explicite, либо может быть выведена из поведения людей…” ( Оссовская М. Рыцарь и буржуа: Исследования по истории морали. - М., 1987.- С.26). В работах “Буржуазная мораль” и “Рыцарский этос и его разновидности” она описывает два типа этоса – условно названных ею рыцарским (или аристократическим) и буржуазным (или мещанским).
Возникает вопрос: что создает некое единство этоса? По-видимому, это базовые ценностные ориентации, которые можно назвать ядром этоса. Базовая ценность, составляющая ядро аристократического этоса, по Оссовской, это честь, личная и сословная. Ядро системы ценностей буржуазного этоса – богатство.
В различные исторические периоды и в разных странах эти базовые ценности неизбежно будут по-разному воплощаться в конкретных установках и формах поведения. Эти проявления составляют то, что мы будем называть периферическими проявлениями этоса. Оссовская прослеживает историческую динамику этих образцов поведения, показывает, как различны проявления аристократического и мещанского этосов в истории, как отличаются они у разных народов. Она приводит исторические свидетельства о том, как должен был думать, чувствовать и действовать идеальный носитель обоих описываемых ею этосов, перечисляя множество деталей его поведения, внешнего облика, манер, костюма. Так, исследуя аристократический этос, она рассматривает личностные образцы, запечатленные в описаниях героев античного эпоса, в идеальных образах средневековых рыцарей, придворных и джентльменов. Мещанский этос прослеживается ею начиная от образа идеального хозяина в “Трудах и днях” Гесиода до представлений об образцовом купце и буржуа Нового времени.

Интеллигентность как этос: ядерные ценности
Представляется, что мы можем говорить об интеллигентности как специфическом этосе. Каково его ценностно-ориентационное ядро? Анализ зафиксированных в литературных источниках высказываний об интеллигентности позволил выделить некоторые общие характеристики, которые приписываются интеллигентному человеку. Их можно объединить в две группы.
Во-первых, как в обыденном сознании, так и в сочинениях философов, социологов, культурологов интеллигентность связывается с определенными этическими установками, которые можно обобщенно назвать гуманистическими: принцип гуманизма постулирует признание человека высшей ценностью и выдвигает в качестве первостепенного требование заботы о человеческой жизни и достоинстве, создания условий для самореализации личности и т.п. Распространение этого принципа на всех человеческих существ приводит к признанию общечеловеческих ценностей. Этим установкам соответствует определенные личностные качества, которые входят в ядерную зону интеллигентского этоса, то есть доброжелательность, вежливость, деликатность, терпимость, а также соответствующие способы поведения, привычки, манеры.
Во-вторых, интеллигентность так или иначе ассоциируется с определенным отношением к духовной культуре. Интеллигент – это тот, кто посвящает свою жизнь ее познанию, созданию, хранению и распространению. Заметим, что в отечественной традиции духовная культура (или просто культура, противопоставляемая цивилизации) рассматривалась в неразрывной связи с поисками духовных ориентиров – Истины, Добра, Красоты. Таким образом, высший уровень диспозиционной системы интеллигентского этоса включает в себя признание приоритетности духовных ценностей перед материальными, богатством и властью, стремление к знанию, направленность на творческую и просветительскую деятельность. Этим установкам соответствуют такие качества как просвещенность, преимущественно в гуманитарной сфере, высокий интеллект, привычка к умственному труду.
Именно эти две группы диспозиций и личностных свойств чаще всего можно встретить при описании образа интеллигентного человека. В частности, они были зафиксированы в эмпирическом исследовании, проведенном под нашим руководством студенткой факультета психологии А.Калиничевой в 2003-2004 годах. Она просила руководителей, принадлежащих к разным уровням управления в фирмах, назвать качества, присущие интеллигентным людям. Чаще всего они называли такие качества как альтруизм, вежливость, великодушие, внимание к окружающим, воспитанность, выдержку, доброжелательность, духовность, культурность, начитанность, образованность.. Факторный анализ полученных ответов позволил выделить 5 факторов, обозначенных как “доброжелательность”, “ответственность”, “знания”, “толерантность” и “рефлексия”.
В опросе, проведенном ею среди учащихся петербургских вузов, было выявлено, что студенты характеризуют интеллигентных людей как общительных, эрудированных, скромных, творческих, тактичных, умных, честных, добрых, организованных, доброжелательных.
Эти данные согласуются с предположением о том, что ядро интеллигентского этоса включает в себя, с одной стороны, ориентацию на реализацию в жизнедеятельности и общении с людьми общечеловеческих нравственных ценностей и, с другой стороны, направленность на творчество, познание, сохранение и передачу культуры. Назовем условно первую группу ценностей гуманистическими, а вторую – культуротворческими. Эти группы ценностей можно рассматривать как векторы, определяющие направление жизнедеятельности и способы поведения личности.

Гуманистическое и культуротворческое содержание работы библиотекаря
По сути, вся деятельность человека, посвятившего себя профессии библиотекаря, представляет собой воплощение этих двух ориентиров.
Прежде всего, это относится к содержанию труда. Помогая читателю встретиться с книгой, библиотекарь дает ему возможность приобщиться к сокровищнице мыслей и чувств самых блестящих умов прошлого и настоящего. Так он помогает людям не только расширить свой интеллектуальный горизонт, но научиться думать, сопоставляя свои наблюдения и мысли с новыми, непривычными суждениями. Это умение как никогда важно для современного человека. Сегодня нам приходится встречаться и взаимодействовать с людьми, имеющими подчас весьма далекий от нашего культурный опыт. Он способности быть внимательными и терпимыми зависит возможность приблизиться к пониманию другого. Способность же эта формируется постепенно, и в том числе благодаря книгам, которые порекомендует специалист, учитывающий интеллектуальные и эмоциональные возможности читателей.

Деятельность библиотекаря как посредника в ситуации встречи человека с новым для него знанием и опытом особенно важна, когда он работает с детьми.
Л.С.Выготский ввел в психологическую и педагогическую науку важное понятие – “зона ближайшего развития”. Смысл его в том, что ребенок в своем развитии переходит от решения более простых задач ко все более сложным. Существуют такие задачи, которые он не в состоянии решить самостоятельно, но уже решает с помощью взрослого. Именно такие задачи и определяют зону ближайшего развития ребенка. В дальнейшем способы поведения, получения и переработки информации, эмоционального переживания и т.п., освоенные в совместной деятельности со взрослым, становятся достоянием самого ребенка. Понятно, что на человеке, помогающем формирующейся личности приобщиться к ценностям мировой и отечественной культуры, лежит огромная ответственность. Он обязан быть и психологом, и педагогом, и знатоком культурного наследия, и человеком, хорошо ориентирующемся в широком спектре явлений современной культуры. Заметим, что ему важно быть компетентным не только в книжных новинках, но и в том, что составляет содержание современного культурного пространства вообще, поскольку дети испытывают на себе его влияние и пытаются, более или менее осознано понять, что происходит вокруг них.
Хорошо известна целебная функция книг. Библиотекарь более или менее осознанно выполняет роль психотерапевта, подбирая произведения, отвлекающие читателя от тяжелых переживаний или, напротив, помогая ему встретиться с книгой, которая заставит страдать, но зато выведет на новый, более глубокий уровень осознания происходящих с ним и вокруг него событий.
Хотя в обыденном сознании распространено мнение о том, что детство и юность – счастливая пора жизни, надо признать, что это далеко не всегда так. Сегодня дети нередко оказываются жертвами тяжелых условий жизни их родителей, да и сами испытывают на себе неблагоприятное влияние многих факторов – экономических, социальных, общекультурных. Они воспринимают информацию, сообщаемую средствами массовых коммуникаций, информацию, которая и взрослого способна погрузить в состояние непонимания и тревоги. Кроме того, подростковый возраст и юность – это период жизни, когда человек совершает сложнейшую работу самоопределения, сопровождающуюся весьма драматическими переживаниями. Библиотекарь способен оказать поддержку, ненавязчиво предложив ребенку и подростку прочесть произведения, в котором он сумеет найти ответы на мучающие его вопросы, причем ответы, имеющие позитивный, жизнеутверждающий смысл. При этом книга должна быть подобрана в соответствии с уровнем интеллектуальной и эмоциональной зрелости ребенка и молодого человека, его готовности воспринять содержащееся в ней ценное содержание. Это под силу только человеку, имеющему специальное образование, в том числе знания и умения практического психолога. Надо сказать, что традиция обучения в отечественных вузах культуры обеспечивала и в настоящее время дает высокий уровень квалификации библиотекарей, в том числе и детских. Образование библиотекарей включает не только получение знаний о книгах, но всестороннюю подготовку к работе с читателем.
Для успеха работы важно и то, в какой манере общается библиотекарь с читателем.
Мой собственный опыт свидетельствует о том, что работники библиотек, как правило, исключительно доброжелательны и внимательны к своим читателям. Даже когда им приходится иметь дело с явно неприятными людьми – раздраженными, капризными, бесцеремонными – работники библиотек проявляют исключительное терпение и выдержку, сохраняя при этом собственное достоинство. Полагаю, что именно более или менее осознанное ощущение своей миссии помогает библиотекарям справляться с психологически трудными ситуациями.
Понятно, что эта миссия приобретает особый смысл в работе с детьми. Огрубление нравов, с которым нам приходится встречаться повсеместно, разрушительно действует на внутренний мир ребенка. Библиотека остается тем оазисом, где молодой человек встречается с внимательным, тактичным, доброжелательным взрослым человеком, который воспитывает не только и не столько нотациями, сколько собственным примером и организацией самой среды, в которой происходит их взаимодействие. Кроме того, многие энтузиасты создают для детей клубы читателей и другие формы общения, которые имеют огромный потенциал нравственного влияния на их участников.
Теперь вспомним о втором векторе интеллигентского этоса – культуротворческом. Библиотекарь – по сути своей работы – собиратель, хранитель и транслятор культуры, что делает его соучастником исторического процесса культурного творчества.
Профессия требует от работников библиотек, по крайней мере, умения ориентироваться в огромном разнообразии печатных изданий. На деле же многие из них являются весьма образованными людьми с широким кругозором.
Вспомним также, что интеллигентский этос включает в себя признание приоритетности духовных ценностей перед материальными. Сегодня люди, продолжающие трудиться в наших библиотеках, несмотря на, мягко выражаясь, весьма скромное вознаграждение, это настоящие герои. Многие из них могли бы найти более доходное место приложения своих знаний и сил. Однако, оставаясь работать в библиотеках, они совершили выбор, который на деле, а не словах доказывает их преданность духовной культуре.
На чем же основана эта преданность? Чем объяснить парадокс, который выразительно сформулировал писатель В.В.Кавторин в книге “Петербургские интеллигенты”: “Интеллигенты… поколение за поколением выкашивались, а интеллигентность при этом все-таки оставалась…” (Кавторин В.В. Петербургские интеллигенты. – СПб., 2001.- С.4).
Поиски ответа на этот вопрос привели меня к идее о том, что интеллигентский этос неистребим, поскольку у него есть глубинные корни, и он необходим для выживания человечества.

Архетипические истоки интеллигентского этоса
Мне кажется, что интеллигентский этос можно рассматривать как частное проявление более общего этоса, который можно обозначить как “человек культуры”.
Понятие “архетип” здесь используется в классической юнгианской трактовке как предрасположенность, таящаяся в глубинах коллективного бессознательного и при актуализации определяющая сознание и поведение человека. Архетип обладает огромной силой, принуждающей человека действовать в соответствии со своими требованиями. Он навязывает людям, принадлежащим к разным культурам, универсальные модели поведения и способы восприятия и понимания реальности. В сознании человека и культуре архетип проявляется в виде некоего образа. Архетипические образы запечатлеваются в мифах, сказках, религиях, произведениях искусства, причем не только древних, но и современных.
Проявление архетипа “человек культуры” можно видеть в архаических образах “культурных героев”. Так называют мифических персонажей, добывающих или впервые создающих для людей различные предметы культуры (огонь, культурные растения, орудия труда), обучающих людей охотничьим приемам, возделыванию земли, ремеслам, искусствам, устанавливающих социальные и религиозные предписания, ритуалы и т.п. Показательно, что у многих “культурных героев” их деяния на благо других людей носят жертвенный характер и требуют немалых трудов.
В архаическом образе “культурного героя” неразрывно связаны служение людям и деятельность по созданию и передаче культуры. В дальнейшем можно видеть, как на первый план выдвигается одно из этих направлений: культуротворческое или гуманистическое. В Европейской культуре особенно значимым стал образ Фауста, одержимого безграничной жаждой познания. Это дало основание О.Шпенглеру охарактеризовать всю западноевропейскую культуру как “фаустовскую”. Увлеченность интеллектуальными занятиями может иметь вполне безобидный характер, но может представлять собой угрозу, например, если плодом умственных усилий становятся опасные для человечества технические изобретения или идеи, провоцирующие разрушение уже устоявшихся представлений о человеке и мире. Служа культуре, как таковой, интеллектуал рискует стать равнодушным к “слишком человеческим” нуждам и страданиям. Именно в этом часто обвиняют современных западных ученых, писателей, художников.
Идеальный образ русского интеллигента, как мы видели, сохранил в себе оба вектора, определяющего его смысложизненные ориентации – как гуманистические, так и культуротворческие ценности.
Заметим, что наличие двух групп ценностей в самом ядре интеллигентского этоса чревато внутренним конфликтом для его носителя. Стремление к познанию и творчеству далеко не всегда легко сочетается с такими нравственными императивами как внимание к людям, забота об их благополучии, запрет на отношение к человеку как средству для достижения цели. В необходимости разрешать этот внутренний конфликт можно увидеть одну из причин традиционной рефлексивности русского интеллигента. Эта рефлексия приобретает поистине драматический характер у людей с обостренным нравственным сознанием и чувством. Обратившись к публицистике Блока, можно видеть, как напряженно размышлял он о том, может ли интеллигент (и, прежде всего, художник) сочетать служение культуре и служение людям ( статьи “Религиозные искания и народ”, “Народ и интеллигенция”, “Интеллигенция и революция”).
Имея глубинные корни, интеллигентский этос не смог бы сохраниться, если бы люди – его носители – не адаптировались к изменяющимся во времени условиям жизни. В процессе такой адаптации и формируется периферическая зона интеллигентского этоса.

Интеллигентский этос: меняющиеся формы
Периферическая зона включает в себя различные проявления личности – предпочитаемые занятия, особенности эмоционально-волевой сферы, привычки, манеры, соответствующие ценностно-смысловому ядру интеллигентского этоса, который, напомним, образован двумя равнозначными векторами – гуманистическим и культуротворческим – и адекватными способами выражения этих ценностей. Также они несут на себе черты конкретно-исторических условий, в которых выпало жить реальным его носителям. Для примера обратимся к уже цитированной “Истории русской интеллигенции” Д.Н.Овсянико-Куликовского. В ней, в частности, рассказывается о том, как менялся психологических облик русских интеллигентов на протяжении ХIХ.
Овсянико-Куликовский пишет о разных “психологических типах” русский интеллигентов, объясняя их появление переменами в условиях жизни реальных людей.
Весьма выразительно он рисует и сравнивает обобщенные портреты деятелей 1820-х и 1830-40-х годов.
Первых (к ним он причисляет, в частности, Чаадаева, Пушкина, Грибоедова, Рылеева, Сперанского и др.), по его мнению, отличали такие черты как “душевная выдержка”, охота и умение учиться, способность усваивать европейское просвещение, здоровая деятельность ума и отсутствие “глубокомыслия”.
Истоки этих качеств Овсянико-Куликовский усматривает в том, что они “вели деятельную, подвижную жизнь, полную опытом и впечатлениями”, а многие были военными, получившими воспитание не только на смотрах, но в военных походах и “в прикосновенности к мировым событиям”.
Следующее же поколение (Белинский, Герцен, Огарев, Станкевич, Полевой и др.) по словам Овсянико-Куликовского, отличалось “умственным сентиментализмом” или “головной чувствительностью”.


Эти молодые идеалисты посвящали свои богатые умственные силы утонченной разработке своей личности, вникая “во все оттенки и переливы чувств, настроений, мыслей”. Хотя автор цитируемой нами работы не одобряет такой склонности, полагая, что она препятствует формированию гражданской позиции и активной деятельности на пользу общества, он признает, что эта деятельность имела в итоге большой смысл: “…это был процесс дотоле небывалого на Руси развития личности”. Плодом его стала “самоопределяющаяся, свободная от стадности личность” (Овсянико-Куликовский Д.Н. Литературно-критические работы в 2-х томах. Т.2. – М., 1989.- С.74-75).
Так в условиях политической реакции интеллигенты сумели остаться верными базовым ценностям интеллигентского этоса. В условиях, препятствовавшей общественной активности, они направляли свои усилия на развитие своего внутреннего мира.
Аналогичный процесс происходил в советские годы, когда, по свидетельству Ю.Левады, “гонимый или потаенный дух интеллигенции и интеллигентности не исчез полностью. В призрачном, фантомном виде он сохранился в скрытом сопротивлении, туманных надеждах и настойчивых стремлениях сохранить высоты культуры перед лицом торжествующей бюрократии и полуобразованной массы” (Левада Ю. Интеллигенция // 50/50: Опыт словаря нового мышления / Под общ. ред. М.Ферро и Ю.Афанасьева. – М.: Прогресс, 1989.- с.130).
Перестройка и последовавшие за ней события оказали значительное влияние на внутренний мир и поведение людей, преданных гуманистическим и культуротворческим ценностям. Вряд ли можно говорить сейчас о том, что сформировались сколько-нибудь устойчивые и общепризнанные способы поведения, характерные для носителей интеллигентского этоса. Однако обратим внимание на то, что, рисуя образ современного интеллигента, люди называют не только такие “ядерные” черты как ум, образованность, доброжелательность, воспитанность и т.п., но также активность, ответственность, организованность, предприимчивость и другие качества, которые позволяют их обладателям справляться с сегодняшними жизненными обстоятельствами, не изменяя при этом сущности интеллигентского этоса. Но реален ли этот образ? Может ли интеллигентный человек сохранить свои идеалы и преуспеть в сложных экономических условиях, в которых находится большинство работников умственного труда, особенно гуманитариев?

Ресурсы интеллигентности
Существует точка зрения, что интеллигентский этос как социокультурная реальность – уже факт истории. Так, Ю.Левада полагает, что реальный период существования русской интеллигенции завершился в 20-х годах ХХ века.
В послереволюционном обществе “интеллигенция имела лишь выбор между физической гибелью (относится сюда и эмиграция) и гибелью социальной – как особого слоя, функции и мифа… В настоящее время интеллигенция продолжает существовать лишь в виде фантома” (Левада Ю. Интеллигенция // 50/5.: Опыт словаря нового мышления.- М.:Прогресс, 1989. – С.130). Правда, Левада не отрицает влияния этого “фантома” на людей, живших в эпоху “реального социализма”.
Однако я убеждена, что у интеллигентности как модели поведения есть не только прошлое, но и будущее. Оно обеспечено теми ресурсами, которыми обладает образованный и привыкший к умственной работе человек.


Именно об этом потенциале говорит Александр Блок в следующем сравнении: “У буржуа – почва под ногами определенная, как у свиньи – навоз: семья, капитал, служебное положение, орден, чин, бог на иконе, царь на троне… У интеллигента… такой почвы никогда не было. Его ценности невещественны. Его царя можно отнять только с головой вместе. Умение, знанье, методы, навыки, таланты – имущество кочевое и крылатое” (Блок А. Собр.соч. в 6-ти т. Т.4. – Л., 1982. – С.422).
Польский социолог П. Штомпка, анализируя события, происходящие в современном обществе, в частности, в посткоммунистических странах, характеризует их как травматическую ситуацию. Он описывает неблагоприятные следствия дезорганизации в социальной структуре и культуре для жителей этих стран, а также выявляет предпосылки эффективного преодоления травмы. В числе прочих он выделяет такой фактор как уровень образованности. Штомпка утверждает, что образованные люди обладают преимуществами в адаптации к изменяющейся ситуации, причем широкое разностороннее образование в этом случае дает больше возможностей, чем узкая специализация, поскольку такая ситуация требует переквалификации и ресоциализации. Также Штомпка обращает внимание на то, что терпимость к чужим взглядам, характеризующая, как мы упоминали выше, интеллигентного человека, оказывается предпочтительнее, чем этноцентризм и догматизм (Штомпка П. Социальное изменение как травма // Социологические исследования. 2001. – №1.– С.14).
Одна из трудных задач, которые встают перед человеком в ситуации быстрых и глубоких и социальных перемен – это формирование своей Эго-идентичности. Психолог Э.Эриксон показал, что процесс становления и развития идентичности является необходимым условием адаптации человека к общественной жизни, “оберегает целостность и индивидуальность опыта человека, дает ему возможность предвидеть как внутренние, так и внешние опасности и соразмерять свои способности с социальными возможностями, предоставляемыми обществом” (Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис (М., 1996,с.8).
В наше время обретение Эго-идентичности значительно затруднено следующим обстоятельством. Современный человек воспринимает свою индивидуальность как ценность и стремится к обретению персональной идентичности. Однако сохранить ее без опоры на социо-культурную идентичность, не ощущая своей принадлежности к сообществу близких по духу людей, достаточно сложно. Подчинение же императивам той или иной группы воспринимается как угроза для индивидуальности.
Интеллигентский этос предоставляет в этом отношении уникальные возможности. С одной стороны, он является признанным компонентом национально-культурной традиции. С другой стороны, интеллигентский этос предполагает, что человек обязан критически относиться к социальной реальности, самостоятельно думать, принимать важные решения и отвечать за свои поступки.
Наконец, надо сказать о специфическом ресурсе, который находится буквально под рукой у работников библиотек – о книгах.
Несметное число вдохновенных строк посвящено книгам. Здесь мы процитируем слова Цицерона: “Занятия с книгами – юность питают, старость увеселяют, счастье украшают, в несчастье доставляют убежище и утешение…”.
Этим ресурсом библиотекарь пользуется не только сам, но делится с другими, выполняя, таким образом, миссию интеллигента: служить культуре и помогать людям.

Источник

Комментариев нет:

Отправить комментарий